Диалоги о ксенофилии [СИ] - Мария Ровная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вернусь в Брайлант.
– Зачем? – деловито спросил он.
Анна в недоумении подняла брови.
– Что Вам делать в Брайланте? Или у Вас и там… родственники?
Анна молчала с видом оскорблённой невинности.
– Почему бы Вам не поселиться в Гедалье, тина? Вольный город – оазис, где ещё можно дышать. Я дам письмо к мэру Гедальи… Или, может быть, Вы знакомы с Туро Лориосом?
– Да, святой отец, – созналась Анна, решив, что лгать Ванору бессмысленно.
– Что Вы решите, тина? – сухо осведомился он.
Анна подумала минутку, покусывая губу, и не солгала – увильнув, впрочем, и от правды.
– Я люблю свою родину, святой отец.
– Как угодно, – обронил Ванор, отвернувшись.
Солнечный луч из окна запутался в его волосах, и в памяти Анны вдруг вспыхнули строки сонета, посвящённого королеве Лауре, жене Алонзо VIII и матери Сантио II.
– Что с Вами, тина? – удивлённо спросил Ванор, уже взявшись за дверное кольцо.
Она закрыла рот и изобразила глубокий реверанс.
Потоки мёда в солнечных лучах
украли цвет у локонов прекрасных.
Осенний день живёт в твоих очах,
как гром органа, сумрачных и ясных.
Когда Анна выпрямилась, его уже не было. Но в ней – впервые в жизни – осталось его ментальное послевкусие, образ его пси-ауры: Денеб – снежный барс в ледяном ущелье – тальник над рекой.
«Это называется: ушёл по-английски», – думала она, машинально идя к окну. Очень трогательно он обращается с женщиной, которая явно его интересует. Хотелось бы только знать, в каком аспекте… Впрочем, его поведенческие реакции вполне закономерны для существа, написавшего в нежном возрасте восемнадцати земных лет – должно быть, в припадке гордыни:
Благодарю тебя, Амор,
что миновал меня твой дар:
смятенье чувств, любви угар
и женских чар лукавый вздор.
Благодарю, что до сих пор
свободен сердцем и рассудком.
Да, плоть на развлеченья падка,
но до чего же это гадко
(и очень вредно для желудка) -
не пить, не есть, не спать по суткам;
шутом восторженно-понурым
вздыхать, из сира ставши сирым,
поставить меж собой и миром
и звать кумиром, на смех курам,
подобную всем прочим дурам;
перед тряпичной куклой пасть,
забыв достоинство и честь,
свободе рабство предпочесть,
отдать себя в чужую власть.
Не извинит холопства страсть.
Анна остановилась у окна. Ванор стоял с другой стороны, у крыльца, между дверью и окном, прислонившись к стене и закрыв лицо руками.
_ _ _
– Он охотно согласился?
– Кто же не согласится за две тысячи терхенов?
– Вы не боитесь, что он исчезнет с деньгами?
– Оплата потом. Я дал ему только аванс.
– Какой?
– Аметистовый нож и алмазный наконечник стрелы с тремя именами Бога.
– Ах, вот как…
– Я не верю во все эти россказни, будто он заговорён от металла. У него всё тело в шрамах от ран. Но…
– Но ни одна из них не оказалась для него смертельной, не так ли? Вы правы, мессир. Нужно предусмотреть всё, когда имеешь дело с колдуном и сыном колдуна. А как этот парень сможет подойти к нему?
– Парень – эрмедорит.
– Дельно. Так у него, вероятно, есть и какие-то личные счёты?
– Наверняка, мессир. Я думаю, мы можем быть уверены в исходе.
– Когда сражаешься с таким противником, ни в чём нельзя быть уверенным. Нам не понять, о чём думает этот рыжий дьявол. Ведь мы уже были уверены, что он поедет в Альтрен, а не в Ориаро. Он же…
Анна прислушивалась, совсем засунув голову в очаг. Но в дымоходе вместо едва различимых голосов послышалось гудение: соседи разожгли огонь.
Она села на пол, забыв, что собиралась сделать то же самое. Отфыркалась, отчихалась, оттёрла сажу. Покрутила чёрный кабошон в перстне фона, вызывая Суюмбике. Фон долго молчал – видно, у Суюмбике не было возможности ответить. Потом разразился какофонией шагов, голосов и музыки.
– Я иду к тебе, – сказала Анна.
– Жду, – чуть слышно отозвалась Суюмбике.
В наружной галерее Морханаиса Анну встречала камеристка. Девушка оглядела Анну с ног до головы, презрительно хмыкнула, вздёрнув хорошенький носик, провела Анну мимо гвардейского поста в покои камер-фрейлины и исчезла. Камер-фрейлина встревоженно взяла Анну за руки:
– Что с тобой?
– Со мной всё в порядке.
– Ты стала совсем другой!…
– Бике, мне нужно скорее попасть к Великому магистру.
– К которому? Двое из них уже уехали: Псов Господних и Святого Духа.
У Анны опустились плечи.
– Ладно… Тогда дай мне, пожалуйста, гравитр.
– Ася, да что случилось?
– Видишь ли, – очень рассудительно сказала Анна, – я подслушала через дымоход, что к Ванору послали наёмного убийцу.
– Кто?
– Этот невежа мне не представился.
– Хм… Ну хорошо, я сообщу…
Анна замотала головой, рассыпая шпильки из волос.
– Нет, его шлёпнут в пути. Я хочу предупредить его.
– Ты??
– Мне он поверит. Кроме того, он оказал мне услугу – правда, непрошеную…
– Вот-вот. И через восемь дней за тобой и стажёрами придёт бот. Ты хоть это ещё помнишь?
– Даже до Эрмедора отсюда – как от Киева до Одессы. С гравитром я вернусь послезавтра.
– Ты не вернёшься, – тихо произнесла Суюмбике.
– Бике, милая, ну что мне может угрожать?
– Ты уедешь с ним.
Анна изумлённо рассмеялась. Жемчужина Морханаиса печально глядела на неё сверху вниз огромными чёрными очами.
– Ты не в себе, Ася. Ты уедешь с ним.
– И оставлю «Веспер» без кормчего, – ехидно сказала Анна. – И поселюсь в замке без душа и терминала, и стану наложницей монаха, и в конце концов за нарушение целибата нас с ним привяжут к позорному столбу и побьют камнями.
– Нет, этого он не допустит; с ним ты будешь в безопасности, но…
– Я не буду с ним. Он меня не звал.
– …Но ты знаешь, что по городу ползут слухи о женщине, которую Рыжий магистр привёз из леса? О ведьме, убивающей взглядом?
– Как!… Я засветилась?! – пролепетала Анна.
– Из-за него. Будь предельно осторожна и осмотрительна, – уговаривала Суюмбике, обнимая её.
– Ой, ганьба-а… – бормотала Анна.
– А к магистру поедет… Ну хотя бы Дювалье. Договорились?
– Нет, – вздохнула Анна. – Давай гравитр.
– Ася, подумай, чем может кончиться эта авантюра, – повысила голос камер-фрейлина.
– Мне всё равно, – отчеканила Анна.
_ _ _
«Ой, как некстати», – вот первое, что пришло ей в голову, когда по запутанным галереям Морханаиса пронёсся ликующий крик: «Вот она, Эрмедорская ведьма!» – и загрохотали гвардейские сапоги.
«Ой, как некстати. Практическое изучение психологии толпы совсем не входит в мои планы. И здесь не прорваться… Вот дилеммка: либо попасть им в руки, либо взлететь – нет, ни в коем случае! Лаатти спрятать в волосы, серьги снять, не то порвут уши. Всё, хватайте, всё равно вас слишком много. Весёлая новогодняя ночь! Вот и костры наготове. Хорошо, что в Клеро Дуодиес казни отменяются. А вот камнями побить вполне могут, это не считается казнью… Ишь, ещё набежали. Как чётко видна волна возбуждения. Нет, лапушки, не старайтесь, гравитр вам не снять, хватит с вас всего остального. Холодновато… Теперь должны проявиться стихийные лидеры… Точно, вот они. Спорят. Ага, пришли к согласию. Жаровню тащат. Ну, это чересчур! Отрешись… Аум… Ф-фу, не так уж и больно. Кажется, им уже надоедает. Конечно, стою, как дохлая… Да, вон по краям начинают расходиться. Камень!… Не пронесло всё-таки. Скорее, пока они бросают без злобы, от нечего делать – сейчас их ещё можно остановить… Но как?.».
Анна вздохнула поглубже. Ей даже не пришлось слишком напрягать связки: её голос, низкий, металлический, вибрирующий, как гонг, лёг над гулом толпы и осыпал его на булыжную мостовую.
– Аннаис, Пречистая, неси мою боль, мой голос к воину твоему, Антонио Ванору Альтренскому!
Толпа дрогнула в смущении и растерянности. И тогда Анна поймала поднявшуюся из глубин сознания волну и обрушила её, как цунами, на единое сознание толпы – аморфное, мятущееся, готовое к подчинению. Удар за ударом: страх, страх, страх…
Никогда прежде ей это не удавалось. Эмпат-контактёр она была никудышный; всё, на что она была способна – это помочь профессионалу, настроившись в резонанс.
И потому, разумеется, применила обретённое умение с ловкостью и грацией слона в посудной лавке. Теллурийцы разбежались, позабыв принести извинения.
Анна уже обдумывала, хватит ли у гравитра мощности выворотить столб из земли, когда из-за угла к ней метнулся сгорбленный человечек. Хозяин книжной лавки, дрожа и озираясь, принялся неумело пилить верёвки.
– За книги?! – у неё сжалось горло. – Благослови Вас Господь, отец!
Он в ужасе пискнул, сунул ей в руки свой старый плащ и, пригибаясь, бросился прочь.
Анна закуталась, подрагивая от морозного ветра и шипя, когда ткань прикасалась к ожогу под левой ключицей. Что ж, всё будет так, как должно быть, даже если будет иначе. Теперь ей лучше покинуть Эстуэро, и она отправится следом за Ванором по уважительной причине. А разбирательства, комиссии и, возможно, дисквалификация – это будет ещё не скоро.